Зрелища

Во времена Республики устраивались ежегодно семь народных праздников, которые в эпоху Августа занимали в общей сложности 66 дней:

Игры Римские 16 дней (4— 19 сентября).

Игры Плебейские 14 дней (4— 17 ноября).

Игры Цереры 8 дней (12 - 19 апреля).

Игры Аполлона 8 дней (6— 13 июля).

Игры Кибелы 7 дней (4— 10 апреля).

Игры Флоры 6 дней (28 апреля — 3 мая).

Игры Триумфа Суллы 7 дней (26 октября — 1 ноября).

14 дней из этого числа предназначено было для игр на ипподроме, 2 для конского бега, 2 для народных обедов и 41 для сценических представлений. Все эти праздники, за исключением последнего, существовали еще в IV в. по Р. X.; но продолжительность их была сокращена.

Во времена Империи число праздничных дней постоянно увеличивалось. В конце концов их стало 175, из них 10 предназначались для боя гладиаторов, 64 для игр в цирке и 101 для театральных представлений. К этому следует еще прибавить чрезвычайные празднества, которые происходили по тому или иному исключительному случаю. Такие празднества продолжались иногда целые месяцы. Когда Тит освящал Колизей, был устроен стодневный народный праздник; после второй Дакийской войны (в 106 г.) Траян устроил праздник, затянувшийся на 123 дня. Все большие народные увеселения начинались на заре и оканчивались большей частью лишь с заходом солнца. Они проходили в цирке, амфитеатре или на стадии.

Игры в цирке

Среди цирковых увеселений во все времена преобладал бег колесниц. Здесь бывали также и бега лошадей с вольтижировкой. На арене выступали, кроме того, кулачные бойцы, скороходы и борцы. Во времена Республики молодые граждане устраивали здесь примерные сражения и военные парады. В императорскую эпоху представления такого рода давались отрядами пехоты и конницы. Нередко все сословие всадников дефилировало верхом по цирку. Дети сенаторов, покрытые блестящим вооружением, иногда проводили конные упражнения, выстроившись по возрасту. В виде исключения бывали также бои гладиаторов и травля зверей.

В древние времена граждане не стыдились сами править колесницами, хотя иногда и поручали это рабам. Позднее ремесло возницы стало исключительно достоянием людей низкого звания. Впрочем, оно было довольно прибыльным. В самом деле, победителям давали не только пальмовые ветви и венки; они получали также деньги и драгоценные материи. Ювенал упоминает об одном кучере, который зарабатывал столько же, сколько сотня адвокатов; а в IV в. раздавались жалобы, что целые имения попадали в руки этих господ. Одному из них Калигула сделал после оргии подарок в 400 тысяч франков. УЛ. Вера, Коммода, Каракаллы и Гелиогабала была настоящая страсть к этому искусству и к тем, кто отличался в нем. Гелиогабал причислил к консульскому званию мать кучера Перокла, которая была рабыней. Зато эти люди и прославились своим пустым тщеславием и заносчивостью. Они не стесняясь воровали и совершали мошенничества, которые обычно оставались безнаказанными.

Некоторые области Италии выращивали прекрасных скаковых лошадей, а именно Апулия, Калабрия и страна Гирпинов. В Сицилии паслись громадные табуны. Хвалили также лошадей из Африки, Мизии и Фессалии. В III и IV вв. самыми знаменитыми считались каппадокийские и испанские лошади. Любители знали имена лучших лошадей, их происхождение, возраст, статьи и беговые качества. Можно наверное сказать, что скаковая лошадь Андремон пользовалась в Риме не меньшей известностью, чем поэт Марциал. Часто страсть к кровным лошадям превращалась в настоящую манию: рассказывают, что Калигула хотел вознести заводского жеребца Инцитата в сан консула; накануне того дня, когда он должен был участвовать в бегах, воины наблюдали за тем, чтобы во всей окрестности не происходило ни малейшего шума, который мог бы побеспокоить лошадь. Эпиктет рассказывает, что некто, увидев, как его лошадь обогнали во время бега, завернулся в свой плащ и упал без чувств. Нерон содержал на пенсии скаковых лошадей, которые из-за преклонного возраста были удалены на покой.

Возникали товарищества капиталистов и крупных владельцев рабов и табунов для доставки и снаряжения возниц и лошадей. Так как обычно в беге участвовали четыре колесницы, то возникло четыре общества, из которых каждое выставляло одну колесницу; эти партии отличались по цвету платья своего возницы: отсюда названия Белых, Красных, Зеленых и Синих. Толпа зрителей и даже сами императоры делались приверженцами той или другой партии. Вителлий и Каракалла сочувствовали синим; Калигула, Нерон, Л. Вер, Коммод, Гелеогабал принадлежали, напротив, к зеленым. Марциал имел ясно выраженную симпатию тоже к зеленым; у Петрония мы видим, что рабы Тримальхиона высказываются в пользу этой партии и за нее держат пари. Свою партию поддерживали с невероятным ожесточением. Плиний рассказывает, что во время погребения Феликса, возницы красных, один из его приверженцев бросился в костер в тот самый момент, когда на него возложили тело покойного. Соперничество партий среди публики способствовало необычайному оживлению игр в цирке.

По мере приближения бегов город все больше и больше охватывался лихорадочным волнением. Повсюду происходили разговоры, споры, устраивались пари. Дело доходило до того, что обращались к прорицателям, чтобы узнать, кто возьмет приз. Думали, что разные колдуны действительно имели влияние на бег лошадей; поэтому на лошадей вешали звонки, чтобы оградить их от всяких козней и чар. В день бегов уже на рассвете толпа начинала прибывать в цирк; многие целыми часами еще до зари простаивали перед входом. Однажды ночью шум, который производили собравшиеся, был так велик, что не давал Калигуле спать; император велел разогнать их палками: во время этой свалки погибло много народа, и среди них двадцать всадников.

Перед началом игр проходила религиозная церемония. Длинная процессия спускалась с Капитолия, пересекала форум и входила в цирк. Во главе ее шествовал магистрат, которому предстояло председательствовать на играх. Если это был жрец или консул, он становился на высокую колесницу в одежде триумфатора; впереди него шел отряд музыкантов, а вокруг него шли его дети и клиенты. Процессия продвигалась под звуки флейт и труб; изображения богов несли на носилках или на тронах или же ставили на роскошные колесницы, которые везли мулы, лошади и слоны; их сопровождали коллегии жрецов. В процессии несли также изображения обоготворенных императоров и членов императорской фамилии. Толпа продвигалась, рукоплескала, кричала, поручая себя благосклонности богов, которые проходили перед ней. ;

После этого начинались бега. В начале Империи в день бывало 10, 12 бегов. В 37 году, при исключительных обстоятельствах, состоялось 20 бегов в первый день и 24 во второй. С тех пор это стало правилом, которое редко нарушалось. Колесницы были запряжены парой или четверкой, иногда тройкой; искусные кучера охотно правили шестью, семью и даже восемью лошадьми. Беговые колесницы были маленькие и очень легкие. Четверка запрягалась, как правило, в ряд; кучер стоял, одетый в короткую тунику без рукавов цвета той партии, к которой он принадлежал; головной убор, напоминающий каску, покрывал его лоб и щеки — он должен был 6 случае падения смягчать силу удара. В руках он держал бич; вожжи были привязаны к поясу; с ним был нож, которым он мог их обрезать в случае опасности.

Заведующий играми подавал знак, бросая белый платок на арену. Тотчас раскрывались ворота сараев, откуда колесницы устремлялись на ипподром среди потрясающих криков зрителей и подымая облака пыли, хотя арену перед этим и поливали. Возница, наклонившись вперед, понукал своих лошадей криком. Надо было объехать круг семь раз, что составляло расстояние приблизительно в семь километров. Наибольшую трудность составлял поворот у обеих мет, поставленных на концах арены. Здесь нередко бывали несчастные случаи. Колесницы сталкивались друг с другом или же разбивались о мету, задерживая те, которые ехали за ними, и мало-помалу арена покрывалась обломками и окровавленными телами.

Самое интересное зрелище представляли собой сами зрители. На их лицах живо изображалось страстное внимание, с которым они следили за всеми перипетиями борьбы. Они били в ладоши и вопили не своим голосом, вскакивали с места, размахивая платками и тогами, ободряли лошадей, энергично жестикулируя, посылали по адресу неумелых возниц ругательства, вступали друг с другом в спор или же предавались необузданному ликованию победителей. Так продолжалось до самого вечера, за исключением четырех перерывов, из которых главный приходился на полдень.

Игры в амфитеатре

Бой гладиаторов появляется в Риме лишь спустя пять веков после основания города. До последних времен Республики гладиаторы выступают лишь на богатых похоронах и ни разу еще не упоминаются в программах официальных праздников. В первый раз появляются они в 264 г., на похоронах Брута Перы, сыновья которого устроили на бычьем рынке бой трех пар гладиаторов. В 216 г. на похоронах М. Эмилия Лепида выступило уже 22 пары; в 200 г. в честь покойного М. Валерия Левина сражалось 25 пар; в 183 г. в честь П. Лициния — 60 пар. В 174 г. Т. Фламинин устроил своему отцу похороны, на которых 74 гладиатора бились в течение трех дней.

Мало-помалу гладиаторы стали появляться и на праздниках, устраиваемых государством. В 65 г., когда Цезарь был эдилом, он устроил бой гладиаторов, в котором участвовало 320 пар. Август постановил, чтобы преторы, устраивая игры, не выпускали более 60 пар; частные же лица в это время, угощая народ зрелищами, доходили до 100 пар. Во время праздников 106 г. при Траяне было выпущено в разные дни 10000 гладиаторов. Гордиан первый стал устраивать во время своего эдильства ежемесячные игры, в которых участвовало не меньше 150 и не больше 500 пар.

При Республике на арене выступали только самниты, галлы и фракийцы. Во времена Империи стали появляться в качестве гладиаторов также бритты, германцы, свевы, дакийцы, мавры, африканские негры и даже кочевые обитатели теперешней России. В текстах IV в. упоминаются еще саксы. Все эти туземцы выходили в национальных костюмах и бились каждый по обычаям своей страны: таким образом, публика получала более разнообразное зрелище.

Гладиаторами становились или осужденные преступники, или военнопленные, обращенные в рабство, или, наконец, добровольцы. Обязательство биться в качестве гладиатора на играх в амфитеатре часто являлось добавлением к главному наказанию осужденного; ему подвергались лишь подсудимые, не имеющие прав римского гражданства и принадлежащие к низшим классам. Иногда это являлось самостоятельным видом наказания, и виновный освобождался после 3—5 лет гладиаторства. Наказаниям подобного рода подвергались, уличенные в вооруженном разбое, убийстве, поджоге, святотатстве, нарушении военной дисциплины. После войны массу пленных сделали гладиаторами: такова была, например, участь множества евреев после взятия Иерусалима Титом. Богатые римляне часто превращали в гладиаторов своих рабов. Они выпускали их на арену, когда устраивали пир за свой счет, или же отдавали их внаем другим лицам. В разных местах Италии (например в Капуе) и даже всего римского мира были особые школы, которые готовили людей для борьбы в амфитеатре. Наконец, были даже свободные люди, которые делали из гладиаторства ремесло: выгода заставляла их мириться с опасностями этого страшного ремесла.

Чтобы доставлять необходимое количество гладиаторов для игр, Домициан основал около Колизея на Целийском холме четыре императорских школы гладиаторов.

При них был арсенал и кузница, а также целый персонал учителей фехтования, врачей, конторщиков и проч. Во главе этих школ стоял прокуратор из сословия всадников. Подобные же учреждения существовали в Капуе, Пренесте, Александрии и других местах. Это было общественное дело, которое старались как можно тщательнее организовать по всей империи. Императорских гладиаторов было очень много в Риме. После смерти Нерона их насчитывалось до 2000.

Эти люди были подчинены очень строгому режиму. Вне арены они были безоружны и содержались в довольно тесном, запертом, помещении под надзором воинов. За малейший проступок их заковывали в цепи, бичевали и клеймили каленым железом. С ними обращались как с преступниками, за исключением только пищи: для развития их физических сил не жалели ничего. Они занимались постоянными упражнениями, и смотря по достигнутой ловкости каждый из них получал ту или иную степень, так как среди гладиаторов существовала целая иерархия. По истечении определенного срока они получали отставку; впрочем, многие хлопотали о разрешении остаться в качестве преподавателей.

Большинство гладиаторов отличалось необычайным мужеством. Они обнаруживали величавое презрение к смерти; нечувствительные к ранам, они не имели иного удовольствия, как биться перед публикой. Сенека слышал, как один из них жаловался в царствование Тиберия, когда игры были редки, что пропадают даром лучшие годы его жизни. Они не лишены были чувства профессиональной чести и считали стыдом бороться с недостойным их противником.

Эти грубые люди не отличались, конечно, хорошим нравом, и среди них можно было встретить дошедших до полного отчаяния. Многие из них кончили самоубийством, другие пытались бежать и иногда успешно; наконец, нередки были заговоры и мятежи, и нужна была строгая бдительность для того, чтобы предупреждать и подавлять их.

Игры начинались шествием гладиаторов через арену. Быть может, при этом они приветствовали императора следующими словами: «Прощай, цезарь император, идущие на смерть приветствуют тебя!» Прежде всего проходил притворный бой. Затем унылый звук труб возвещал бой с острым оружием, и тогда начиналась серьезная борьба под звуки труб, рожков, дудок и флейт. Самые разнообразные сцены следовали одна за другой во время этой свалки. Ретиарии, очень подвижные, полунагие, вооруженные лишь сеткой и трезубцем, выступали поодиночке или группами. Иногда за ними гнались секуторы, вооружение которых состояло из шлема с забралом, щита и меча, иногда они сами носились по арене, как рой насекомых, преследуя тяжеловооруженныхмирмилонов, которые, пригнувшись, ожидали их с опущенным забралом и старались набросить на них свои сети, чтобы нанести затем смертельный удар. Самниты, прикрытые большими, четырехугольными щитами, скрещивали свои маленькие мечи, короткие и прямые, с саблями фракийцев, которые были лучше вооружены, но зато для защиты имели лишь небольшой круглый щит. Гоплит, весь закованный в железо, как средневековый рыцарь, старался попасть в промежутки между отдельными частями лат противника. Всадники со своими длинными копьями сталкивались друг с другом; эсседарии сражались на британских колесницах, которыми правили возницы, стоявшие рядом с гладиатором.

Если кто-нибудь в бою один на один падал побежденный, отдаваясь на произвол противника, то заведующий играми предоставлял публике решить вопрос, должен ли он умереть или жить. Раненый гладиатор, прося пощады, подымал кверху палец. Если зрители хотели даровать ему жизнь, то махали платками; опущенный же вниз большой палец обозначал смертный приговор. Трусы возбуждали ярость толпы, и с ними обращались без малейшей жалости. Их гнали в бой ударами плетей и раскаленным железом; а со скамеек в их адрес разливалась брань, угрозы и требование смерти. Очень часто победителю приходилось биться с тремя-четырьмя противниками кряду. Трупы уносились людьми, которые были наряжены в костюмы Меркурия, подземного бога. Другие прислужники, с масками Харона на лице, удостоверялись при помощи железа, была ли смерть действительна или притворна. В мертвецкой приканчивали тех, кто обнаруживал еще какие-нибудь признаки жизни. Вслед затем лопатами перерывали окровавленную арену, которую потом покрывали свежим слоем песка.

Еще в эпоху Республики во время игр в Риме стали устраивать звериные бои и травли. В первый раз (в 186 г. до Р. X.) затравлено было множество львов и пантер. В 169 г. на арену выпустили 63 африканских зверя; тут были пантеры, леопарды, гиены и слоны. В цирке устраивалась также охота на страусов, косуль, зайцев, оленей, диких кабанов, медведей и буйволов. Между 58 и 46 гг. до Р. X. три раза устраивались великолепные игры, во время которых перед восхищенным народом предстали невиданные до сйх пор звери: крокодилы, гиппопотамы, носороги, рыси, жирафы. Помпеи, говорят, устроил игры, на которых было 17 слонов, от 500 до 600 львов и 410 других африканских зверей. На играх, устроенных Августом, было убито всего 3500 чужеземных животных. Во время праздников 80 г. было перебито 9000 диких и домашних животных, а в 106 г. — 11 000.

Все эти животные предназначались не только для того, чтобы убивать их в цирке. Их дрессировали и обучали разным штукам. Быки спокойно позволяли мальчикам танцевать на своей спине, стояли на задних ногах, изображали из себя кучера, стоя в несущейся вскачь колеснице. Олени покорно слушались узду; пантеры шли в ярме; журавли бегали, описывая круги; антилопы бились друг с другом рогами; львы делались кроткими, как собаки, и некоторые из них осторожно брали зубами зайца, отпускали его и потом снова брали; слоны, по знаку вожака, становились на колени, плясали, аккомпанируя себе на цимбалах, садились за стол, носили вчетвером пятого слона на носилках, ходили по веревке и даже писали.

Оказывается, что римские укротители зверей были ничуть не хуже наших.

В цирке заставляли носорога вступать в борьбу со слоном, медведя — с буйволом, слона с быком. Выдумывали всевозможные способы, чтобы возбудить ярость животных: их понукали хлопаньем бича, кололи стрекалом, горящими головнями, бросали в них соломенные чучела, обернутые в разноцветные тряпки. Их связывали попарно арканом, и публика приходила в неистовый восторг, когда звери, разъяренные этой насильственной связью, разрывали друг друга в клочья.

В бой с животными вступали также и люди, называвшиеся бестиариямип; они набирались так же, как и гладиаторы. Одетые в одну тунику, иногда с повязкой на правой руке или на ногах, без шлема, щита или панциря, они были вооружены только копьем и редко мечом. От бестиариев следует отличать охотников, имевших лук, дротик и копье. Бывали случаи, когда на арену против львов и медведей выпускали отряды конных преторианцев под командой их офицеров. Амфитеатр служил также и местом казни. Осужденных на смерть привязывали к столбам и на них выпускали зверей, которые их и растерзывали.

Чтобы увеличить привлекательность всех этих зрелищ, старались как можно роскошнее обставить их. Декоративная часть у римлян достигла довольно большого развития. У них были подвижные декорации, которые могли моментально перемениться. В 202 г. арена была превращена в корабль, который вдруг разрушился, и из него вышло множество зверей: медведи, львы, пантеры, страусы разбежались в разные стороны; таким образом, напоказ публике было выставлено 700 животных, которые и были перебиты в течение 7 дней. Один поэт описывает представление, во время которого из земли вдруг вырос волшебный лес из блестевших золотом деревьев, среди которых били благоухающие фонтаны; вслед затем лес стал наполняться экзотическими чудовищами, которые появлялись также из-под земли.

В цирке устраивались также театральные представления, в особенности пантомимы, в которых все актеры были осужденными на смерть преступниками. Некоторые из них выходили в великолепном платье, из которого вдруг показывалось пламя и сжигало их. Показывали Иксиона на колесе, Геракла, сжигающего себя на горе Эте, Муция Сцеволу, держащего руку на горящих углях жаровни, разбойника Лавреола, распятого и растерзываемого зверями, Дедала, которого пожирал лев, Пазифаю в объятьях быка. Мифологическое содержание всех этих сцен придавало казни больше занимательности, тем более что многие из этих сцен отличались скабрезностью.

Иногда арену наполняли водой, превращая ее, таким образом, в навмахию; в воду напускали рыб и разных морских чудовищ; здесь же устраивали морские битвы, например Саламинскую - между афинянами и персами или сражение коринфян с корцирянами. В 46 г. до Р. X. была устроена битва между сирийским и египетским флотами на озере, которое Цезарь велел нарочно выкопать на Марсовом поле; в битве участвовало до 2000 гребцов и 1000 матросов. Подобное же сражение было устроено во 2 г. до Р. X. Августом на искусственном озере по ту сторону Тибра; число участвующих доходило до 3000. Но все эти игры затмило большое морское сражение, которое было устроено в царствование Клавдия на Фуцинском озере. Здесь друг против друга выступило два флота — сицилийский и родосский, причем с обеих сторон сражалось 19000 человек, почти все из преступников. Тит воспользовался озером Августа для праздника, устроенного им в 80 г. Предварительно оно было покрыто помостом для боя гладиаторов, звериного боя и бега на колесницах, а потом было представлено сражение между афинянами и сиракузянами. Домициан устроил новую навмахию в Ватиканском квартале для морского сражения, которое, по словам Марциала, превосходило своим великолепием игры Клавдия. К несчастью, страшный ливень разразился над зрителями; впрочем, им было запрещено покидать свои места. В Риме даже среди людей, выдающихся своим умом, мало находилось таких, которые решались бы осуждать бой гладиаторов. Сильнее всего раздавался голос Сенеки. «Случайно, — пишет он, — я попал на представление около полудня; я ожидал игр, шуток, чего-нибудь такого, на чем глаза могли бы отдохнуть после кровавых зрелищ. Ничего подобного: все предыдущие бои казались кроткой забавой. На этот же раз дело было не шуточное: происходило человекоубийство во всей своей жестокости. Тело ничем не прикрыто, ничем не защищено от ударов, из которых ни один не был мимо. Именно такое зрелище предпочитает толпа. И не права ли она? К чему вооружение, фехтовальные приемы, все эти ухищрения? Чтобы торговаться со смертью? Утром людей отдают на растерзание львам и медведям, а в полдень— самим зрителям. Они любуются, как те, которые уже убили своих противников, вступают в бой с другими, которые убьют их; и всякому победителю предстоит новая бойня; исход борьбы смертельный; с этой целью пускается в ход железо и огонь. Но, скажут, этот человек вор! — Так что ж, он заслуживает виселицы. - Это убийца! - Всякий убийца должен понести наказание. Но ты, что сделал ты, несчастный? за что тебя заставляют любоваться подобным зрелищем? - Плетей, огня! Смерть ему! — кричат зрители. — Вот этот пронзает себя слишком слабо, падает без достаточной твердости духа, умирает неграциозно! - И вот плеть гонит их на новые раны, и с обеих сторон противники должны добровольно подставлять под удары обнаженную грудь. Быть может, зрелище еще слишком кроткое? Что ж, чтобы приятно провести время, пусть убьют еще нескольких. Римляне, неужели вы не чувствуете, что зло падает на головы тех, кто его совершает?»

Театральные представления

Из всех видов театральных представлений наибольшим успехом пользовались ателлана и мим.

Ателлана - народная комедия, родиной которой была Кампания; в Риме она появилась около 240 г. до Р. X. Разговоры действующих лиц сначала импровизировались актерами; потом текст комедии стал записываться. Действие было коротким и ограничивалось обычно одним актом; действующими лицами были четыре традиционных типа: старик Папп, Доссеин - мудрец и в то же время чудак, который в комедии выступает то в качестве учителя, то прорицателя; прожора Буккон и дурачок Макк. Содержание ателланы редко представляло собой какой-нибудь мифологический сюжет; чаще всего на сцене выступали представители речных национальностей — кампанец, галл, трансальпинец, пометийский солдат. Многие сюжеты изображали деревенскую жизнь, например, Козленок, Больной Вепрь, Здоровый Вепрь, Корова, Скотный двор, Виноделы, Дровосеки, или же жизнь городских ремесленников, например, Рыбаки, Маляры, Глашатаи, Сукновалы. Главные действующие лица пьесы ставились в самые разнообразные положения: так, Макк являлся то молодой девушкой, то воином, то трактирщиком, то опальным; Папп — поселянином; Буккон — невестой Паппа или учеником гладиаторской школы. На сцене, по-видимому, нередко появлялись привидения. Комизм ателлан отличался грубоватым остроумием и нередко непристойностью. Народная комедия не оставалась также чуждой и политики. Но, несмотря на все это, ателланы все больше и больше стали приходить в упадок: уже в эпоху Цицерона народ смотрел их с гораздо меньшим удовольствием, чем прежде, а Тацит прямо говорит, что они возбуждали очень незначительный интерес.

Мим представляет собой также ряд мало связанных между собой бытовых сцен, взятых из обыденной жизни; мим короток, и в отличие от ателланы его действующие лица не представляют собой неизменных традиционных типов. Как тот, так и другой вид народной комедии служил интермедией. Действие и там и здесь имело один и тот же характер: пощечины и удары занимали первое место; язык был полон простонародных выражений, остроумие плоское и шутовское, игра неестественная. Действие часто сопровождалось причудливой пляской. Но самый главный элемент этих представлений составляла непристойность, доходившая до полного цинизма. Пьеса разыгрывалась на передней части сцены, которая отделялась занавеской от задней половины. Действующие лица были наряжены в костюм арлекина, поверх которого накидывался плащ. Женские роли против обыкновения исполнялись не мужчинами, а женщинами. Текст пьесы был написан, но фантазия актеров разнообразила действие множеством импровизированных подробностей. Очень нередки были политические намеки, иногда отличавшиеся резвостью, даже во времена Империи.

Народная комедия просуществовала до IV в. н. э. Гораздо меньше соответствовала вкусу большой публики трагедия. Чтобы увеличить ее привлекательность, необходима была роскошная постановка и бесконечные шествия фигурантов, колесниц, заморских зверей, отчего представление затягивалось на четыре часа и даже более. Нередко в пьесу вставлялись отрывки из трагиков, которые пел какой-нибудь актер.

Римлянам особенно нравилась пантомима. Само собой разумеется, что здесь игра лица и жесты составляли все. Трудность игры увеличивалась в особенности тем, что при актере не было статистов: он был на сцене один и был вынужден обращаться к отсутствующим лицам. Лишь пение хора разъясняло зрителям ход действия. Среди актеров, выступавших в пьесах одного рода, бывали такие, которые производили своей игрой полнейшую иллюзию: они заставляли зрителей плакать в патетических местах. Но больше всего публика требовала, чтобы актер забавлял и веселил ее. Лучше всего такое действие на зрителей оказывалось представлением пьес с двусмысленным содержанием; и мы знаем, что некоторые пантомимы действительно отличались возмутительной безнравственностью сюжета.

Наконец, римлянам известен был и балет в собственном смысле этого слова. Апулей описывает такое представление, которое будто бы происходило в Коринфе; но, без сомнения, в том же роде были и балеты, дававшиеся в столице. «Группы мужчин и женщин, соперничающих друг с другом в красоте и изяществе, плясали греческую пирриху и производили множество разнообразных телодвижений, заранее определенных искусством. - Зритель любовался, как перед ним радостная толпа то кружилась, подобно быстрому колесу повозки, то разворачивалась, и актеры, взяв друг друга за руки, пробегали во всех направлениях по сцене, то становились в четыре равных ряда, которые вдруг расстраивались, чтобы образовать две стоящих одна против другой фаланги. После этого предварительного дивертисмента были сменены декорации и началось уже настоящее представление. Сцена изображала гору Иду, с вершины которой, увенчанной зелеными деревьями, струился ручей. По склонам горы паслись козы, которые щипали нежную траву, а около них в качестве пастуха стоял Парис в великолепном костюме с золотой тиарой на голове. Но вот идет прелестное дитя, одетое в простую хламиду. Взоры всех устремляются на его белокурые волосы, из-под которых виднеются два золотых крылышка. По кадуцею в нем можно было узнать Меркурия.

Бог, с золотым яблоком в руке, приплясывая, приближается к Парису, отдает ему яблоко и уходит. На сцене показывается молодая девушка, которая благодаря величавым чертам своего лица была выбрана для роли Юноны; голова ее увенчана диадемой, в руке она держит скипетр. Затем входит Минерва в сверкающем шлеме с оливковым венком, эгидой и копьем. После нее появляется Венера, восхитительно прекрасная, прикрытая лишь шелковым покрывалом. У каждой богини своя свита. Юнона выступает под звуки флейты в сопровождении Кастора и Поллукса; походка ее благородна и величава. При помощи пантомимы, выразительной и в то же время вполне естественной, она обещает пастуху владычество над всей Азией, если только он присудит ей награду за красоту. Минерва приближается с двумя юношами, изображающими Смущение и Страх; за нею следует флейтист, который играет суровую воинственную песнь; богиня гордо помахивает головой, грозит взглядом и резким движением руки дает Парису понять, что если он ей отдаст предпочтение, она сделает его героем и покроет лаврами. Венера окружена целым хороводом маленьких Амуров, Граций и Гор, которые полными горстями разбрасывают цветы; она исполняет перед Парисом сладострастную пляску под аккомпанемент мелодических вздохов флейты и объявляет, что если она восторжествует над своими соперницами, то даст ему в супруги женщину столь же прекрасную, как и она сама. Парис, не задумываясь, отдает Венере яблоко в знак ее победы. Тогда Минерва и Юнона удаляются, жестами выражая свою досаду и негодование. Венера же, торжествуя, присоединяется к хору пляшущих. Вдруг с Иды устремляется поток вина, смешанного с шафраном, который благоухающим дождем падает на коз, и руно их окрашивается в прекрасный желтый цвет. Вся зала наполняется благоуханием, после чего гора мгновенно проваливается и исчезает».

Игры на стадии

Борьба атлетов появилась в Риме в 186 г. до Р. X. До конца Республики об этом виде игр упоминается несколько раз, но, в общем, довольно редко. Гораздо более распространяется он со времени Августа. Борьба атлетов проходила в 28 г. до Р. X. в честь освящения храма Аполлона Палатинского, в 38 г. по Р. X. при Калигуле, в 44 при Клавдии. Нерон устроил в 60 г. праздник на греческий лад с состязаниями в гимнастических упражнениях, пении, музыке, поэзии и красноречии. Домициан в 86 г. учредил Капитолийские состязания, которые сравнивали с Олимпийскими играми. Подобно им, эти состязания проходили раз в 4 года; здесь исполнялись музыкальные произведения, устраивались конные бега и всевозможные гимнастические упражнения. Для музыкального исполнения этот император соорудил на Марсовом поле театр на 11 000 человек, который получил название Одеона. Атлетические игры происходили на стадии, специально устроенном там же для этой цели. Желание сделать этот праздник похожим на греческие игры доходило (по крайней мере в царствование Домициана) до того, что император являлся на него в греческом пурпурном плаще и греческой обуви. Подобные же состязания устраивались и впоследствии, но ни одно из них не могло сравниться в блеске с Капитолийскими играми.

Долгое время римляне косо смотрели на атлетические игры из-за их чисто восточного происхождения. Тем не менее они мало-помалу привыкли к ним и кончили тем, что не только любовались атлетическими упражнениями на стадии, но и сами стали ими заниматься. Даже женщины увлекались этой новой модой. «Кто не знает, — говорит Ювенал, — что они надевают на себя грубый тирский плащ и натираются маслом, как заправские атлеты?

Кто не видал, как они наносят удар мечом в стену, как от частых ударов делается углубление в мишени, как они сталкиваются щитами, одним словом, проделывают все фехтовальные приемы? Может ли сохранить стыдливость женщина, которая напяливает на себя каску и, забывая свой пол, хочет сравняться силой с нами? Какая честь для мужа, когда при распродаже вещей своей жены он слышит, как выкрикивают ее перевязь, фехтовальные перчатки, плюмаж от шлема, набедренник?» Гимнастическими упражнениями занимались в термах; в банях Каракаллы была громадная мозаика с изображениями атлетов. Эти последние стояли в общественном мнении выше, чем актеры и гладиаторы. Атлеты составляли общества, которые были весьма многочисленны в Римской империи и которые пользовались благосклонностью императоров, — в особенности одно из них, существовавшее во II в. под названием «Общества атлетов-победителей, увенчанных на священных играх».

«Хлеба и зрелищ» — вот чего требовала, к чему стремилась, по словам Ювенала, римская чернь в эпоху Империи. Императоры ни перед чем не останавливались, чтобы удовлетворить ту и другую потребности столичного населения. Они ревностно заботились о снабжении города хлебом и о том, чтобы этот хлеб был как можно дешевле; не менее заботились они и о развлечении своих подданных. Один из лучших императоров, Траян, больше, чем кто-нибудь другой, уделял внимания этому делу, и даже мудрый Марк Аврелий не мог уклониться от устройства великолепных игр и зрелищ. Император не имел права относиться к играм равнодушно: он должен был неизменно присутствовать на них и притом показывать вид, что делает это с удовольствием. Здесь, в цирке, народная масса входила в непосредственные сношения с императором, здесь она выражала свои чувства по отношению к нему, встречая государя рукоплесканиями, криком, ропотом и жалобами. Для императора посещение игр было своего рода способом узнать смутные желания общественного мнения.

Популярность государя в значительной степени зависла от того, насколько блестящи были зрелища и игры, которые он устраивал для народа. Отсюда постоянные усилия все более и более увеличивать их привлекательность. Уж не знали, что и выдумать, чтобы зрители остались довольны, тем более, что народ становился все более требовательным в этом отношении. К обычным состязаниям очень часто стали прибавлять развлечения вроде фейерверков, иллюминаций, фокусников, жонглеров, эквилибристов, акробатов. В 32 г., после игр, устроенных Сеяном, публику провожали домой 5000 рабов, освещавших путь факелами. Во время полуденного антракта зрителям раздавали съестные припасы. В 90 г. в праздник сатурналий императорские слуги в богатых ливреях ходили по амфитеатру с корзинами, наполненными изысканными кушаньями и старыми винами. Случалось, публике бросали фиги, финики, орехи, оливы, пирожные, сыр, пирожки и даже дичь (например фазанов, и африканских кур). Иногда на зрителей сыпался целый дождь жетонов, представлявших собой квитанцию на получение разных более или менее ценных вещей; так, при Нероне, во время одного большого праздника, каждый день разбрасывали такие квитанции на хлеб, одежду, драгоценные камни, картины, животных, корабли, виллы и даже доходные дома. В царствование Проба, когда праздновался его триумф над германцами, цирк был превращен в лес, наполненный тысячами страусов, оленей, диких кабанов и антилоп, а также бесчисленным множеством разной другой, более мелкой дичи; в этот лес пустили народ, предоставив каждому брать то, что он в состоянии будет унести.

(Фридлендер. Римские нравы при Августе и Антонинах.)