Римские богатства

«Для римлянина он вовсе не богат», — говорил один грек про Сципиона Эмилиана. Какое же состояние нужно было иметь, чтобы считаться богатым человеком в Риме во II в.? Люций Павел имел 60 талантов (275 000 франков) и среди сенаторов считался не особенно зажиточным человеком. М. Эмилий Лепид, умерший в 152 г. до Р. X., писал в своем завещании: «Так как лучше всего почтить покойника можно не суетной пышностью, а воспоминанием о заслугах его и его предков, то я желаю, чтобы на мои похороны было истрачено не менее миллиона ассов (28 500 франков). Дом оратора Красса оценивался в 1700 000 франков. Находились богачи, которые платили хорошему повару 28 000 франков жалования, покупали кубки, стоившие столько же. У трибуна Друза было серебряной посуды на 900 000 франков.

Немного позднее мы встречаем еще более огромные цифры. Друг Цицерона, Аттик, нажился благодаря эксплуатации громадных имений в Италии и Эпире, а также банкирской конторе, которая имела отделения по всей Италии, в Греции, Македонии и даже Малой Азии, и собрал таким образом огромное состояние. Секст Росций, погибший во время проскрипций Суллы, имел 13 имений, стоивших в обшей сложности 1713000 франков. Л. Домиций Агенобарб, консул 54 г., обещал наделить 2000 солдат, дав каждому по участку из принадлежавшей ему земли. Помпеи обладал состоянием до 20 миллионов; актер Эзоп — в 6,5 миллионов. Богач Красе начал с двух миллионов, а после его смерти осталось около 50 миллионов, несмотря на баснословную его щедрость. С другой стороны, в это же время мы видим и громадные долги: Цезарь в 62 г. имел пассив в 7 миллионов, Марк Антоний к 24 г. наделал долгов на 11 миллионов, Курион должен был 17, а Милон более 20 миллионов.

Эпоха наибольшей роскоши в Риме — это первый век до Р. X. и I в. после Р. X. до смерти Нерона. К этому именно времени и относятся наиболее удивительные качества римских аристократов, которые в опьянении своим богатством оказались неспособными управлять ни провинциями, ни своим состоянием, ни самими собой. Лукулл и Цезарь во времена Республики, Калигула и Нерон в эпоху Империи являются представителями этого вновь народившегося патрициата: первые два— с утонченным вкусом знатного барина, художника в душе и просвещенного человека, вторые — с бессмысленным самодурством тирана, который хочет все подчинить своему капризу.

Самые большие богатства, известные нам за эту эпоху, да и вообще за все время существования Рима, принадлежали авгуру Ленгулу, жившему в царствование Тиберия, и вольноотпущеннику Палласу при Клавдии; каждый из них имел по 300 миллионов сестерций (60 миллионов франков); состояние Нарцисса при Нероне доходило до 400 миллионов сестерций (80 миллионов франков). Знаменитый Апиций был в 4 раза беднее Нарцисса. Больших богачей нет во многих современных государствах. А между тем в те времена могущество денег было больше, чем теперь, а масса населения беднее, так что разница между положением немногих и всех остальных выступала еще резче. Отсюда удивление и соблазн, который производило такое неравенство. Впрочем, с течением времени оно заметно уменьшилось. Нажитые грабежом, эти случайные богатства не могли поддерживаться ни за счет подвластного населения, как только правительство стало заботиться о его благах и интересах, ни за счет иностранцев, так как Рим уже в эпоху Республики подчинил себе все богатые страны, а при Империи ему приходилось вести борьбу лишь с бедными варварскими элементами. Вместо того чтобы брать у них их золото, Риму теперь приходилось отдавать им свое путем торговли и в виде субсидии варварским вождям.

Источники, откуда римляне черпали золото, иссякли, — а отверстия, через которые оно уплывало, открывались все шире и шире, так что богатство мало-помалу ускользало из тех рук, в которые оно попало благодаря завоеваниям. Одних разорили кутежи и безумная роскошь, других - конфискации. Часть сенаторов уже получала пенсии от Августа, и Тиберий, несмотря на свою скаредность, вынужден был прийти на помощь многим аристократам. Внук Гортензия, получивший от первого императора 200000 франков, выпрашивал и у второго, который дал по 40000 каждому из его четырех детей. Аристократы нисколько не стыдились протягивать руку. Веррукоз умоляет государя оплатить его долги; другие представляют в сенат список своих кредиторов, стараясь возбудить участие к своему бедственному положению. Некоторым приходится отказываться от магистратур, потому что им не на что производить расходы, связанные с этими должностями; были и такие, что из-за своей бедности радовались, когда Клавдий исключил их из сената. То же самое приходилось делать Августу и Тиберию: почти каждый император, кроме того, наделял нескольких сенаторов деньгами, чтобы они имели ценз 1 200000 сестерций, требуемый для заседания в сенате. К тому времени как Веспасиан достиг власти, сословие сенаторов и сословие всадников поредели настолько, что он должен был создавать новую знать из провинциальных семей. Не легко было этим вновь испеченным аристократам занять видное положение в Риме, если верить Ювеналу, который изображает их выпрашивающими подачку у дверей богатого вольноотпущенника и высчитывающими в конце года, насколько эти ежедневные подачки увеличили их скудные доходы.

Таким образом, произошло интересное явление. В промежуток времени от Лукулла до Нерона золото, добытое завоеваниями, сосредоточивалось в руках немногих, что позволяло им делать всевозможные безумства; потом оно разделяется, рассеивается и благодаря развитию роскоши течет как бы по наклонной плоскости в руки тех, кто производит или доставляет издалека предметы роскоши. Куда делись миллионы Апиция и ему подобных? Они перешли в руки тех, кто помог проедать эти огромные состояния их прежним обладателям, поставляя все нужное для роскошной жизни. Октавий покупает рыбу за 4000 франков; он делает глупость, над которой Тиберий смеется; но для рыбака это — отличное дело, благодаря которому в его хижине на целый год водворяется довольство.

Богатство не только перемещается, распределяясь в массе населения соразмерно труду и ловкости каждого, но также прямо уменьшается количественно. Много золота и серебра пошло на художественные изделия и драгоценные украшения, уменьшив соответственно количество денег, находящихся в обращении. Торговля с Востоком поглощала другую часть денежного капитала: каждый год 10 миллионов франков уходило в Индию и столько же, вероятно, в Аравию, — а оттуда эти деньги не возвращались; наконец, океан хранил то, что было поглощено им во время кораблекрушений; в свою очередь, и варвары не отдавали обратно тех субсидий и подарков, которые получали их вожди. Ежегодной добычи золота и серебра едва ли хватило для возмещения этой убыли. Поэтому не могло быть изобилия денег, что и видно из размеров процента: 6 % в Италии, где денежных капиталов было больше, и 12 % в провинции. В царствование Тиберия разразился денежный кризис; чтобы устранить его последствия, император раздал 20 миллионов беспроцентных ссуд под залог земель, ценностью своей в два раза превышавших ссуду. Такая мера показывает, что жертвами кризиса явились главным образом богатые люди. Позднее Траян и Марк Аврелий заставляли сенаторов помещать в дома и земли большую часть своего состояния: это делалось с целью воспрепятствовать их обеднению. В результате всего этого земельный капитал начал приобретать все больше и больше значения в противоположность современному обществу, в котором богатство, состояние и в движимости, и в изделиях промышленности, явно стремится к преобладанию над земельным богатством. Но там, где преобладает последнее, землевладельцы в конце концов образуют аристократический класс, как оно и случилось в Римской империи.

(Моммзен. Римская история; Дюрюи. История римлян.)