ДИНАСТИЯ ФЛАВИЕВ (69-96 ГГ.)

Полтора десятилетия, пришедшие на смену гражданским войнам были для империи временем относительной стабильности. Посте' пенно нормализовались отношения между императором и сенатом Императорская власть перестала выражать интересы одной лишь армии и небольшой группы италийских земельных собственников поскольку к управлению державой была допущена верхушка провинциального населения. Кроме того, удалось укрепить северо-западные границы империи. Однако при последнем представителе династии резко обозначились последствия, с одной стороны, аграрного кризиса, с другой — обрушившихся на Италию природных бедствий и эпидемий. Положение усугубилось острейшим конфликтом между проявившим властный характер императором и сенатом.
Веспасиан. Тит. Домициан. Вознесенный волей поддерживавших его легионов на Палатин с его роскошью и чуждыми простолюдину порядками Веспасиан делал все, чтобы сохранить облик честного рубаки, недоступного лести придворных, и в то же время прижимистого сельского хозяина, не тратящего на себя лишнего асса и не дающего это делать другим. После комедиантов, распутников, обжор, подобно соучастникам страшной трагедии сменявших друг друга на троне, такой твердо стоящий на ногах император импонировал массе. Из уст в уста передавались его рассчитанные на привлечение симпатий соленые солдатские шутки: «Деньги не пахнут» (при выпуске новой монеты от налога на отхожие места), «Лучше бы ты вонял чесноком» (пришедшему на аудиенцию франту), «Лисица шерстью слиняла, но нрав не сменяла» (разбогатевшему рабу, добивавшемуся вольной). И он не терялся среди прожженных царедворцев, критиканов-философов, при необходимости ставя их на место и не мстя за неуважение и амикошонство.
Не имевший патрицианских шкафов с восковыми масками предков, Веспасиан был удостоен похорон по древнему обряду. Перед его гробом старательно вышагивал актер в потрепанном дорожном плаще принцепса, в маске, снятой с его маловыразительного лица. Обращаясь к кому-то из зрителей по ходу погребального представления, актер спросил: «Во сколько обошлись мои похороны?». В «шестьсот тысяч сестерциев!» — выпалил обескураженный зритель и услышал в ответ реплику, сопровождаемую режущим взмахом руки: «Дайте мне из них десять тысяч и хоть бросайте меня в Тибр!». Так, по всеобщему мнению, должен был бы ответить правитель, не пренебрегавший ничем, чтобы пополнить государственное состояние.
Престол перешел к его соправителю, старшему сыну Титу, при отце непосредственно руководившему преторианцами и тайной Г™ л все от него зависящее, чтобы сделал
им няне забыли о его деятельности стража империи, и предстал снисходительным и сказочно добрым правителем, «любовью и отрадой рода человеческого». Идя навстречу требованиям сената о запрещении процессов об оскорблении величества и наказании доносчиков, он издал соответствующие указы. Восторг толпы вызвали публичные наказания доносчиков
розгами с последующим выведением их на арену нового амфитеатра и продажей в рабство или ссылкой на острова. Приняв звание великого понтифика, Тит поклялся не проливать крови и после этого, как сообщает его биограф, «не был ни виновником, ни соучастником в чьем-либо убийстве». Большое значение придавалось декрету Тита об утверждении всех дарений предшествующих императоров без рассмотрения их порознь, как это иногда делалось во времена Тиберия. Вместе со страхом быть обвиненным в каком-либо заговоре исчез страх перед конфискацией имущества, подчас добытого незаконным путем. В результате Титу удалось одержать победу над недоверием к нему большей части римского общества.
В конце краткого царствования Тита на империю обрушились природные катастрофы и бедствия — извержение Везувия, уничтожившего Геркуланум и Помпеи, невиданная по масштабам эпидемия, пожар Рима, — и они дали Титу возможность проявить необычайную щедрость и заботливость. Но более всего поднятию посмертного авторитета Тита способствовал его младший брат Домициан, наделенный, если верить современникам, всеми возможными пороками, в полной мере проявившимися за его казавшееся бесконечно долгим четырнадцатилетнее царствование: злобностью, двуличием, садистской жестокостью, самообожанием, коварством. Завистливость толкала его на подражание отцу и брату, и он, так же как и Тит, осуждал доносительство, заявляя: «Правитель, который Не карает доносчиков, тем самым их поощряет», но окружил себя Доносчиками и возобновил действие закона об оскорблении величества. Император осудил на смерть многих сенаторов, а простых Римлян приказывал подвергать пыткам по малейшему подозрению неповиновении. Казни подвергались не только люди, но и книги, которые под надзором особой коллегии трех сжигались в той ч-форума, где обычно приводилось в исполнение приговоры. '
Скаредность, унаследованная от отца и дополненная невероя ной беззастенчивостью в добывании средств, сочеталась в ном расточительностью. Жестокость ко всему живому была у него Ma° ниакальной — любимым его занятием было накалывание мух ца стиль, а в своем Альбанском поместье он в иные дни изничтожал по сотне зверей.
Зная об окружавшей его ненависти, Домициан никого не допускал к себе без тщательного обыска. Но один из заговорщиков, притворившись, что у него болит рука, несколько дней ее обматывал Когда к этому привыкли, он попросил аудиенции под предлогом раскрытия заговора и поразил императора извлеченным из-под повязки кинжалом, пока тот читал очередную табличку с доносом о заговоре. Римская толпа никак не отреагировала на эту весть, воины были возмущены и пытались провозгласить покойного «божественным», как и его предшественников, сенаторы же ликовали и приняли постановление повсеместно стереть надписи с его именем и уничтожить всякую память о нем.
Внутренняя политика Флавиев. В годы правления преемников Августа отношения между императором и сенатом характеризовались непрекращающимся конфликтом, жертвой которого стали не только сотни сенаторов, но и, как показали гражданские войны 68— 69 гг., сама система власти. Поэтому первейшей своей задачей Веспасиан счел установление мира и согласия с высшим сословием римского общества. Принятым сенатом законом, дошедшим до нас в надписи, Веспасиану предоставлялось право осуществлять действия, направленные на пользу государству, в том числе и отменять уже принятые законы. Таким образом, была заложена правовая основа принципата в форме законодательного акта. Одновременно Веспасиан в противовес сенату поддерживал всадническое сословие.
Старший из сыновей Веспасиана, Тит, провозглашенный императором и получивший трибунскую власть, стал для него верным помощником. Сам Веспасиан практически ежегодно избирался консулом, а в 73 г. принял вместе с Титом обязанности цензора, позволившие приступить к радикальному изменению состава сенаторского и всаднического сословий. Они были значительно пополнены за счет выходцев из провинций, преимущественно западных. В Рим была переселена из Испании тысяча знатных семей. В результате ценза 73 г. империя начинает превращаться в универсальную державу, отражающую интересы не одной только знати Рима и Италии, но и всего римского Средиземноморья.
позиция в сенате при Веспасиане полностью не исчезла. Но еННо она была невелика, и Веспасиан быстро с ней справился. ЧИС а противников монархии был сослан, а затем и казнен. Все реже ^ЛаВеде римской аристократии шли дискуссии о том, какой строй В > почтительней — республиканский или монархический. Силь-пРе вла1ть уже казалась не злом, а скорее защитницей от своеволия ни И в оппозиционных кругах споры уже не вращались вокруг чпубликанских идеалов: центр тяжести сместился на обсуждение опроса об идеальном монархе и его отличии от тирана. Отчасти идеалу правителя в глазах знати соответствовал Веспасиан, но главное расхождение между Веспасианом и сенаторами было в вопросе о наследовании власти: с выдвигавшимся сенаторами принципом передачи власти достойнейшему путем усыновления Веспасиан категорически не соглашался.
За пределами сената очагами недовольства были кружки философов, прежде всего киников и стоиков, настаивавших на ответственности правителя перед Мировым законом. Первыми, еще в 73 г., из Рима были изгнаны киники (в Рим они вернулись лишь после смерти Веспасиана).
Много внимания было уделено императором укреплению финансового состояния империи. Были значительно сокращены расходы на армию: часть стоявших на границах легионов распущена, почти вдвое сокращено количество преторианских когорт. Были также урезаны траты на содержание двора. Налоговое бремя на провинции, особенно восточные, увеличилось, но при этом деньги текли в казну, а не расхищались по пути. В результате опустевшая при Нероне и в ходе гражданской войны казна вновь наполнилась, и это сделало возможным грандиозные строительные работы. Был восстановлен сгоревший Капитолий, сооружен храм Мира, начаты и почти завершены работы по возведению громадного амфитеатра, до открытия которого император не дожил нескольких месяцев.
Веспасиан и Тит сделали все, чтобы замаскировать монархическую сущность принципата. При Домициане она предстала в той форме, которая выявилась при Гае Калигуле. Со времени Домициана сенат теряет последние остатки суверенного учреждения, превращаясь в государственный совет.
Первые три «счастливых» года своего правления Домициан ежегодно принимал должность консула. В 84 г. он принял десятилетний консулат, а год спустя стал пожизненным консулом (до этого °н уже был пожизненным цензором). Это юридически обеспечило ему и руководство деятельностью сената, и возможность назначения и удаления сенаторов. И более того, Домициан потребовал, что-ы его называли dominus (господин) и даже deus noster (наш бог).
Бессилие сената подчеркивалось усилением контроля импеп ра за судопроизводством, городским и провинциальным у правд нием. Приняв многое из политики отца и брата, он отказался обязательства щадить сенаторов и принял роль верховного cvi°T империи. Теряя опору в сенате, Домициан старался добиться not ? лярности с помощью грандиозных строительных работ, дававших средства для жизни низам римского населения и способствовавших блеску империи. «Ты можешь смеяться нал царственными чудесами пирамид, о цезарь, — обращается к Домициану Марциал. — Варварский Мемфис уже перестал восхвалять восточное чудо... Нигде на всей земле день не видит такого великолепия. Дворец этот, вершина которого доходит до небес, достоин неба, о август, и все же не достоин твоего величия».
Оставляя в стороне преувеличения и лесть, оценка поэтом величественного дворца, подтверждаемая побывавшим в Риме в те годы Плутархом, позволяет понять, что у сенаторов, помнивших о бережливости Веспасиана, имелось основание рассматривать строительную деятельность Домициана как стремление унизить сенат. Недовольство должна была вызвать и необычайная щедрость Домициана к римской черни. Трижды император раздавал по триста сестерциев каждому римлянину. Было значительно увеличено жалованье солдатам.
Истощив казну, Домициан попытался сократить военные расходы, когда же это не удалось, прибег к испытанному средству — конфискациям имуществ по обвинению богатых людей, в том числе и сенаторов, в каких-либо правонарушениях и обманному включению себя в число наследников богачей. Вновь наступил звездный час доносчиков и льстецов.
Внешняя политика. Восстания в Галлии показали необходимость укрепления рейнского лимеса. При Веспасиане была захвачена область между Рейном и Дунаем, так называемые «десятинные поля», на которых были поселены романизированные галлы. На них возлагалась помощь армии в сооружении мощной укрепленной полосы с сетью военных дорог и тыловых крепостей (среди последних — Аргенторат, ныне Страсбург). В Паннонии Веспасиан разместил вдоль Дуная два укрепленных римских лагеря — Кар-нунт и Виндобону (ныне Петронель и Вена). Под контролем Рима оказалась область между Дунаем и Рейном, долина реки Никеры (совр. Неккар). Все это встревожило племя хаттов, перешедших огромными массами через лимес. С ними пришлось иметь дело уже Домициану. Он лично возглавил четыре легиона и. несмотря на тяжелые условия, в которых пришлось вести военные действия, на нес хаттам решительное поражение. К Риму была присоединена о область между Рейном и Майном, примыкавшая с севера к ' 'ятпнным полям». Победа была увековечена выпуском монеты Записью «Побежденная Германия».
С Нусиешно действовал при Веспасиане в Британии против восстав-п пемени бригантов полководец Петилий Цереалис, а его пре-шеГС!к Секст Юлий Фронтин покорил племя силуров (77 г.). Про-еМНжеИИе на север в земли калидонян осуществил полководец Гней КЭтий Агрикола, тесть знаменитого историка Тацита. Его флот успешно оперировал в акватории между Британией и Ирландией, присоединив к империи ряд островов.
С немалыми трудностями встретились императоры и в Приду-навье, где на территорию современной Молдавии прорвались конные отряды сарматского племени роксолан, а южнее юный вождь даков Децебал создал могущественный племенной союз, собрав свой рассеянный по бескрайним просторам народ и призвав его к сопротивлению безжалостному врагу. Реорганизовав армию по римскому образцу, в 85 г. Децебал перешел через Дунай в Мезию и нанес поражение стоявшему там легиону. И вновь потребовалось личное присутствие Домициана. Для отвлечения сил противника префект претория проник с войском в глубь дакийских лесов, но потерпел поражение и погиб. Дакам достался обоз и снаряжение римлян.
От мести победителям пришлось отказаться, поскольку дошло известие о новой угрозе германцев на рейнской границе. Домициан вынужден был в 86 г. заключить с Децебалом мир на условиях сохранения за даками их владений, уплаты им денег и помощи в создании военных машин и строительстве укреплений. Римлянам и самим пришлось заняться укреплением дунайской границы по образцу фортификационной системы на «десятинных полях».
Ситуация на границах резко осложнилась, после того как в 88 г. легат Верхней Германии Антоний Сатурнин провозгласил себя императором и вступил в союз с незадолго до того побежденными хаттами. Возникла угроза его похода на Рим. И вновь Домициан проявил себя талантливым организатором. Собрав мощные силы, он одержал над Сатурнином решительную победу. Началась кровавая расправа как над восставшими, так и над сенаторами, заподозренными в сочувствии Сатурнину.
В отношении зависимых от Рима восточных царств Флавии продолжали политику Нерона. К Риму были присоединены Малая Армения, Коммагена, а также оккупирована кавказская Иберия, напротив, из Боспорского царства в связи с обострением ситуации
Дакии были выведены легионы и, судя по чекану монет, усилилась власть боспорских царей.
Литература. Желание обессмертить себя и снос прем., ,|(, ко в камне, но и слове было подлинной страстью всех римских ' ператоров. Август не только ожидал появления «Энеиды», но и ропил ее создателя. Кажется, меньше, чем других, честолюбие ° чало Флавиев, особенно Веспасиана и Тита. И именно они остави в камне величайший из памятников — Колизей. А Рим их времени сохранился в ярчайшей и пестрой стихотворной панораме Марк' Валерия Марциала (ок. 40—102).
Этого выходца из Испании императоры не приглашали во - щ0_ рец на Палатин и не одаривали поместьями, хотя он с присущим ему бесстыдством клиента не раз намекал на это в своих книгах попадавших к Флавиям через придворных (нам известны имена этих благодетелей поэта и их скромные, на его взгляд, дары). Мы знаем и других, не столь высоких покровителей поэта, приглашавших его как клиента к себе на обед. И горе было им, если они были с гостем непочтительны и угощали его в соответствии с общественным положением, а не талантом. Вскоре они становились посмешищем всего Рима, ибо Марциал был остер на язык и беспощаден к чванству, ограниченности, несправедливости, разумеется, если носителями этих пороков были люди, не обладавшие властью или приближенные ко двору.
Тридцать лет прожил Марциал в столице. Прибыв безвестным юнцом, он удалился знаменитым поэтом. Его эпиграммы читали по всей империи - от Британии до Понта. Он потешался и над этим в свойственном ему стиле, сетуя, что столь широкая известность ничего не прибавила к его тощему кошельку. Что ни день, то новые эпиграммы, новые впечатления, новые темы, новые объекты для издевок и для мести, в которой он тоже не знал меры. Нет ни одной улицы, ни одного форума и, кажется, ни одного злачного места, в котором бы не побывал Марциал и не описал его как очевидец, используя все богатство и все непристойности латинского языка. И поэтому каждому, кто пожелает через две тысячи и более лет оказаться в Риме Флавиев, не надо изобретать машины времени, а стоит лишь пройтись взглядом по страницам книг Марциала. И предстанет Рим во всем разнообразии впечатлении, а порой и переживаний римского клиента, в крикливой роскоши апартаментов новых богачей (из грязи в князи), в гнусной изобретательности порока.
Только Марциалу оказалось под силу сохранить живой и постоянно меняющийся облик Рима и при этом не дать наблюдателю со стороны соскучиться. В эпиграммах наряду с многими другим персонажами проходят и собратья Марциала по музе — Силий 11га лик, Стаций, а из тех, кого он не застал, — Лукан. Но после Марии нам будет трудно развернуть их свитки, ибо только его книги 3713 vi я ют перефразировать сказанное о Менандре: «Марциал и Жизнь, кто из вас кому подражает?»
К поколению, пережившему низвержение Нерона и извержение узия, принадлежал также Публии Папиний Стаций (ок. 40—96 г.),
(H из самых разносторонних поэтов, выходец из Неаполя, в те °пемена сохранявшего греческую образованность и любовь к пролому Греции - Перебравшись в Рим, он там добился известности своими «Сильвами» — виртуозно написанными стихами на разные темы - Но всецело его талант раскрылся в эпической поэме «Фива-ида» на сюжет фиванского цикла мифов, где он выступает соперником Гомера и Вергилия.
Сама тема мифов была созвучна времени, когда рок показал свою силу, низвергая властителей, наследников Августа, и возводя на трон безвестных Флавиев, обращая в рабство народы с тысячелетней историей и в несколько мгновений уничтожая процветавшие города.
«Фиваида» воссоздает войну семерых героев против Фив, начиная повествование с ослепления Эдипа и завершая подвигом Антигоны и торжеством Тесея, убивающего тирана Креонта. Над героями все время витают фурии, вдохновительницы раздоров и преступной ярости. В действии участвуют боги, изображенные с непредставимым для Гомера юмором, с детализацией их небесного быта. Поэма перенасыщена всякого рода предсказаниями и знамениями, что отражает торжество астрологии (верный признак кризиса науки и общественного сознания). Особенно силен Стаций в изображении психологии героев, разрываемых противоречивыми страстями и не могущими выбрать правильную линию поведения. Другая поэма Стация, «Ахиллеида», оставшаяся незаконченной, также развивала мифологическую тему, связанную с всесилием рока.
В веках Стаций остался продолжателем Вергилия. Данте в «Чистилище» превращает его в тайного христианина. И это позволяет ему провести поэта по чистилищу, куда закрыт путь язычнику Вергилию.
Среди римлян, занимавшихся во времена Флавиев литературой, не затерялось имя Силия Италика. Первая половина его жизни была посвящена политике (он был последним консулом, назначенным Нероном, и наместником Азии при Вителлин). По окончании гражданских войн он ушел на покой, уединился в своем поместье, полном книг и произведений искусства, и всецело погрузился в прошлое Рима, перечитывая своих кумиров Цицерона и Вергилия и Раоотая над поэмой о Ганнибаловой войне. В рассказ о сражениях на полях Испании, Италии и Африки он не преминул вставить вел речивый панегирик Веспасиану и Титу, к тому времени скончавщц ся, и восхвалить их преемника Домициана. В другом месте поэмы М~ называя имени Домициана, он восторженно оценивает первые год^ его правления, подчеркивая покровительство провинциям и обу * дание жадности наместников, одйако его симпатии отданы не со временности, а прошлому. И он осуждает падение нравов:
Вот чем был некогда Рим. И коль суждено ему было Нравы свои изменить, то лучше б стоял Карфаген.
Будучи в литературном отношении слабым подражателем Вергилия, «Пуническая война» Силия Италика интересна как исторический источник. Широко используя утраченные исторические труды, поэт предвосхищает в этом Аппиана. Опыт военного сказался на изображении битв. Но при этом их участники в пылу сражения произносят патетические речи, как они это делают и в прозаических трудах.
Слово с кафедры. С падением римской республики приходит в упадок политическое красноречие, доведенное в речах Цицерона против Катилины и «Филиппиках» до совершенства. С роспуском комиции и превращением курии в площадку для состязания в славословии тиранам оно было обречено на исчезновение. Жесткие рамки были определены и судебному красноречию, также поставленному под контроль императорской власти. Оставалось единственное место, которое в какой-то мере заменило ростры, — школьная кафедра. В эпоху Юлиев-Клавдиев ее занимал Сенека Старший (55 г. до н.э. — 24 г. н.э.), отец философа, а после его смерти — Квинтилиан (ок. 35— 100). Оба были выходцами из Испании, сама почва которой после усмирения свободолюбивых иберов словно бы таила в себе гены свободолюбия.
Сенека Старший создал учебные пособия для начинающих ораторов, содержащие множество судебных случаев (казусов и тем для ведения преимущественно уголовных дел: насилие, вымогательство, похищение пиратами, наследство, но также и политических преступлений: захват власти тираном). Книги Сенеки отражали идеологию и психологию римского общества времени Нерона, время Флавиев встает из наследия Квинтилиана.
Квинтилиан был официальным руководителем оплачиваемой казной школы ораторского искусства в Риме и автором ряда сочи нений, выросших из лекций. Сохранилось лишь одно из них — « воспитании оратора». Это своего рода энциклопедия ораторск искусства. Будучи страстным поклонником Цицерона, Квинти-Г° - н поставил целью не просто дать советы и наставления практи-ЛИ кого характера, но перенести подготовку оратора на почву фи-
софии. Ораторское искусство в толковании Квинтилиана — гу-шнитарная дисциплина, опирающаяся на знание законов природы,
оав1ЯЮщей нравами людей, правом, жизнью в широком смысле этого слова. Читавшийся Квинтилианом курс ораторского искусства включал изучение поэзии и прозы, музыки, лингвистические упражнения и готовил всесторонне образованного человека и пат-оиота. Но за школьным порогом во времена Квинтилиана выпускника ожидала ситуация, фактически исключавшая возможность применения полученных знаний. Вздумай он это сделать, его ожидала бы судьба Кремуция Корда. Да и сам Квинтилиан, несмотря на весь свой авторитет, всецело зависел от воли императора. Подчиняясь приказу Домициана, он вынужден был покинуть свое детище и стать воспитателем внучатых племянников чудовища. Но, как сказано недавно, «рукописи не горят». И добрые, честные слова, произнесенные с кафедры, не улетучиваются, прорастая в душах учеников. Из школы Квинтилиана вышел Плиний Младший и, может быть, Тацит. Первым сочинением Тацита был «Диалог об ораторах», видимо, основанный на несохранившемся одноименном произведении Квинтилиана. В эпоху, когда стало возможно говорить не эзоповским языком, Тацит писал: «Неизменная тишина в сенате и беспрекословное повиновение принцепсу умиротворили и самое красноречие».
Источники. Систематическое изложение политической истории Рима времени Флавиев содержал труд их современника Тацита «История», написанный в годы правления Нервы и Траяна. От него применительно к времени Флавиев дошла часть, относящаяся к началу правления Веспасиана. События времени Флавиев нашли также отражение в монографиях этого же автора «Жизнеописание Юлия Агриколы», «О происхождении Германии» и трактате «Диалог об ораторах». Первое из них — биография тестя историка, охватывающая годы его наместничества в Британии (68—74 гг.), вторая монография, наиболее ценное из сохранившихся описаний Германии, преследует не столько научные, сколько политические и литературные задачи. Трактат «Диалог об ораторах» рассматривает вопрос об упадке в Риме ораторского искусства, связывая его с политическими Условиями империи.
^Первостепенное значение имеют написанные Светонием биографии трех лавиев, в которых наряду с разного рода слухами использованы также и
Материалы императорского архива.
ажным источником, характеризующим социальную и культурную жизнь °кого общества эпохи Флавиев, является переписка Плиния с друзья-ми. В отличие от писем Цицерона, написанным по реальных поводам ма Плиния — литературный жанр, но их персонажи реальны, как реальны' описываемые обстановка, быт и нравы. Принадлежащий Плинию Младиц. му панегирик Траяну воскрешает атмосферу террора времени Домициана Велико также значение эпиграфического материала.